Портер сжал руку Клэр и смотрел, как Эмори везли к машине скорой помощи справа от него. Потом он закрыл глаза. Он хотел одного: спать.

97

Портер — день третий, 8.24

Когда Портер снова открыл глаза, оказалось, что он в больничной палате. Она выглядела точно так же, как палата, в которой он лежал раньше… Который час? Он поискал глазами часы или свой телефон, но не нашел ни того ни другого. Из окна в палату проникал солнечный свет и согревал одеяло у него на кровати. Неужели он в самом деле проспал всю ночь?

— Где тут кнопка вызова сестры, мать ее? — Он завозился в простынях, ища кнопку, но ему удалось только запутаться в шнурах капельниц.

— Тебя ни на минуту нельзя оставить одного, — сказал Нэш, входя в палату из коридора. В руках он нес стакан кофе из автомата и шоколадный батончик. — Так и вижу газетный заголовок: «Детектив, выживший после столкновения с серийным убийцей, задохнулся на больничной койке».

— Мне не нужно было выживать; он не собирался убивать меня, — хрипло ответил Портер.

Нэш протянул ему бумажный стаканчик, стоявший на тумбочке:

— Вот, попробуй. Это сестра принесла несколько минут назад.

— Что там?

— Кубики льда.

Портер поднес стаканчик к губам, и холодная вода пролилась на грудь и подбородок.

— Ну ладно, может, не несколько минут назад, а раньше. Наверное, кубики растаяли.

Нэш нагнулся над кроватью и сразу нашел кнопку вызова сестры.

— Попрошу, чтобы она принесла еще.

Портер откинул край простыни и осмотрел ногу: ее снова забинтовали. На руках появилось несколько новых царапин и кровоподтеков. Он рассказал Нэшу, что случилось с Толботом.

— Возможно, Уотсон, Бишоп, или как там его зовут на самом деле, оказал нам услугу.

Портер поднял брови, но ничего не ответил.

— На квартире у Бишопа мы нашли коробку с документами; там достаточно материала, чтобы посадить человек двадцать или даже тридцать, которые орудуют в Чикаго и окрестностях. Знаешь, что их всех объединяло? Точнее — кто?

— Толбот?

— Толбот.

— Бишоп мне сказал.

Нэш фыркнул:

— Спроси ты меня о нем еще неделю назад, я бы сказал, что он скоро станет нашим следующим мэром.

— Вполне мог бы стать, если бы не эта история.

— Что-то все-таки не дает мне покоя. Как Бишоп все распутал? Он послал триста кусков Кеттнеру за то, чтобы тот прыгнул под автобус. Откуда у него столько денег? — спросил Нэш.

— Может быть, нашел их под кошкой.

— Какой еще кошкой? — удивился Нэш.

— А ты почитай его дневник.

Нэш отпил кофе и покачал головой:

— Подожду, пока по нему снимут фильм.

Портер покосился на шоколадный батончик:

— Можно?

В дверь просунула голову Клэр Нортон:

— Будь я проклята, неужели тебя положили в ту же самую палату?

— Привет, Клэр-эклер!

Она вошла и обняла его:

— Псих ты ненормальный! Так и хочется приковать тебя к койке наручниками, чтобы ты снова не сбежал!

Нэш оживился:

— Если что, я ведь здесь!

Клэр бросила в него пустым бумажным стаканчиком:

— Извращенец!

— Горжусь, что я член профсоюза!

Она повернулась к Портеру:

— Ты уже готов принимать гостей?

Он пожал плечами:

— Уж если я вас двоих терплю, наверное, готов к чему угодно.

Клэр поправила простыню на кровати и улыбнулась:

— Никуда не уходи; я сейчас вернусь. — Она скрылась за дверью, но почти сразу вернулась, толкая перед собой кресло-каталку, в котором сидела девочка. Голова и рука у нее были забинтованы, и она была смертельно бледна.

— Здравствуй, Эмори, — тихо сказал Портер.

— Здрасте.

Портер повернулся к остальным:

— Вы не можете ненадолго оставить нас?

Клэр схватила Нэша за руку и потащила к двери:

— Пошли, поищем, где здесь можно позавтракать!

Нэш с порога улыбнулся Эмори и Портеру:

— По-моему, я ей нравлюсь!

Когда за ними закрылась дверь, Портер снова посмотрел на Эмори. Учитывая все, что с ней случилось, выглядела она неплохо. Судя по нескольким ее фотографиям, которые он видел, она сильно похудела. Лицо осунулось, и на нем появились морщинки, которые при обычном течении жизни не возникли бы еще лет десять. Он понимал, что морщинки появились, скорее всего, от обезвоживания и со временем пройдут. Ее, однако, выдавали глаза. Это не были глаза пятнадцатилетней девочки; перед ним были глаза человека гораздо старше, глаза женщины, которая видела то, чего она не должна была видеть.

— Итак… — начал Портер.

— Итак…

Он жестом показал на тумбочку:

— Я бы предложил тебе что-нибудь попить, но у меня даже лед растаял. Как всегда, больничная палата не слишком приспособлена к приему гостей.

Эмори показала на капельницу, присоединенную к своему креслу:

— Я привезла закуски с собой; но спасибо, что предложили.

Портер с трудом сел. Палата закружилась у него перед глазами.

— Ух ты!

— Обезболивающие?

Он облизнул пересохшие губы:

— По-моему, мне дали что-то классное — все так и кружится… Ух ты!

Эмори подняла запястье:

— Мне тоже дали классную вещь вот от этого, и от уха тоже. Я просила утром подождать с очередным уколом, чтобы навестить вас.

Портер посмотрел на пол.

— Эмори, прости, что я не нашел тебя раньше. Я…

Но она покачала головой и положила руку ему на плечо:

— Не надо себя ни в чем обвинять. Вы ведь нашли меня! Клэр рассказала обо всем, что вы для меня делали последние дни. Не знаю, как вас и благодарить.

Эмори проследила за его взглядом: он смотрел на ее забинтованную руку.

— Вчера мне сделали операцию. Поврежден какой-то нерв, а еще перелом ладьевидной кости, но врачи обещают, что все заживет. Рука онемела, но пальцы работают как положено. Говорят, что подвижность восстановится в полном объеме. — В доказательство она пошевелила пальцами и поморщилась от боли.

— А ухо? — Портер сам не знал, почему спросил. В обычных условиях он ни за что не спросил бы ни о чем подобном и ждал бы, пока она заговорит первой. Наверное, наркоз виноват.

— По-моему, мне отрастят новое ухо.

— Что?!

— Утром я разговаривала с врачом, который сказал, что может вырастить мне новое ухо у меня на предплечье из хрящевой ткани, взятой с ребер, — объяснила Эмори. — Дело займет месяца три, но он обещал, что ухо нельзя будет отличить от настоящего.

Портер откинулся на подушку.

— Мне определенно вкололи что-то хорошее. Мне показалось, или ты в самом деле сказала, что тебе вырастят новое ухо?

Эмори хихикнула. Приятно было слышать ее смех.

Портер смотрел на нее, смотрел ей в глаза, которые видели то, чего им нельзя было видеть, смотрел на девочку — и понимал, что с ней все будет хорошо.

— Может, поговорим о твоей матери? Недавно я многое узнал о ней. Можем сравнить впечатления.

— Я бы с удовольствием, — улыбнулась Эмори.

Эпилог

Два дня спустя

— Черт! — Нэш поднял ногу и принялся разглядывать собачье дерьмо, прилипшее к подошве.

— Эх, забыл тебя предупредить, чтобы ты смотрел под ноги, — сказал Портер, роясь в кармане в поисках ключей. — У нас здесь такое часто бывает. Для меня и дом не дом без собачьего дерьма на крыльце.

Наступила ночь, и на улицах зажглись фонари. После захода солнца стало промозгло, что Портеру даже нравилось; свежий воздух бодрил.

Они стояли у дверей его дома. Врачи продержали его в больнице два дня, чтобы убедиться, что швы не разойдутся, и только потом выписали. После того как он самовольно сбежал из больницы, погнался за серийным убийцей и взобрался на десятый этаж, он, очевидно, вышел у врачей из доверия. Опасались инфекции, но все обошлось, и нога заживала.

— Ты вовсе не обязан был везти меня домой; я бы и сам добрался.

Нэш отмахнулся:

— Иначе Клэр бы меня заживо съела!

— Ты просто мне не доверяешь.